Уважаемые товарищи из газеты «Правда»! Я отношусь к поколению «детей войны», являюсь ветераном труда, тружеником тыла. Отношение нынешних российских властей к нашему поколению, мягко говоря, неважное. Всё началось с пресловутой монетизации льгот, когда людей просто-напросто обокрали. А что сейчас? Некоторые представители поколения «детей войны», которые не имеют группы инвалидности, получают дополнительно лишь около 500 рублей. Я сама получила третью группу только к своему 90-летию. Многие, имея явные проблемы со здоровьем, не могут добиться и этого. Считаю, что «дети войны» всей своей жизнью заслужили особого, внимательного к ним отношения со стороны государства.
На мой взгляд, совершенно необходимо поднять вопрос об увековечении памяти вдов фронтовиков, а также подвигов тружеников тыла, «детей войны». Для нашей страны, победившей фашизм, это особенно важно.
В 2014 ГОДУ мы с руководителем ветеранской организации ходили в администрацию, глава района обещал вернуться к данному вопросу после того, как будет изготовлен памятник «чернобыльцам». Но пошла чехарда со сменой глав района, и все обещания так и остались невыполненными.
На примере своей семьи хочу рассказать, как трудились во время Великой Отечественной войны в колхозе женщины.
Наша семья была многодетная. Проживали мы на тот момент, когда началась война, в Староюрьевском районе Тамбовской области. Мой отец и старшая сестра Мария ушли на фронт. Вернулась домой лишь Мария, уже серьёзно больной. Самой взрослой из оставшихся, Полине, было 15 лет, младшей — не исполнилось и года. Полине пришлось бросить школу и идти работать в колхоз. Приходилось трудиться и в животноводстве, и в полеводстве, поработала она и дояркой, и свинаркой. За год зарабатывала 360—400 трудодней. Впоследствии Полину наградили медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне», орденом Трудового Красного Знамени. Норма по трудодням не устанавливалась, но женщина обязательно должна выйти на работу. Ну а те, кто учился, на каникулах работали на прополке, мотыжении посевов, дошколята же собирали колоски.
Маме моей была выделена площадь для обработки махорки — 0,75 гектара. Как многодетной, имеющей малолетних детей, ей полагались две льготы: выделили участок поближе к дому и не установили время выхода на работу.
Я очень хотела учиться дальше после окончания семилетки. Мать заявила: «Учись и зарабатывай на себя, чтобы никто не мог назвать дармоедкой». Мы с подругами создали махороводческое звено. Самостоятельно проделывали весь цикл обработки — от посева до уборки. На пять девчонок 14—15 лет — 2,5 гектара. Начинали трудиться с рассвета и продолжали до захода солнца. Выходных ни у кого не было. За лето вырабатывали по 100—150 трудодней, которые записывали на матерей. Не каждая женщина взрослая могла столько выработать, ведь у неё, помимо работы в колхозе, ещё дети малые да огород соток 30—40, а в сарае скотина. А мы, девчонки, хотя полуголодные, но всё-таки были посвободнее.
В один год (урожайный) как-то заработали по 3 килограмма пшеницы, но было, когда получали какие-то граммы. Колхозникам выдавали, когда они выполняли план хлебозаготовок государству. Конечно, моей матери было очень тяжело: тут и заботы о том, что приготовить на целую семью, и нужно было постирать (а мыла не хватало, для стирки мы вытаскивали со дна реки глину). Кроме того, недоставало топлива. Кто-то из ребятишек периодически болел, требовался уход. Порой мы приходили на обед с работы, а мама ещё не успевала ничего приготовить. Мы отправлялись помогать обрабатывать её делянку, а обедали на ходу, порой даже не успевая помыть руки.
И так трудились в нашем колхозе «Красный пахарь», позже переименованном в колхоз имени М. Горького, все без исключения. А семьи у всех были большие, порой по восемь человек.
В нашей деревне было 45 дворов. Из каждой семьи на фронт уходили по 2—3 человека, не вернулись две трети. А оставшиеся жители трудились не покладая рук и не жалея сил на полях и в животноводстве по 14—16 часов в сутки. Женщины пахали на лошадях и даже впрягали коров, из техники в деревне было только 2—3 стареньких трактора, впоследствии вышедших из строя. Безусловно, женщины испытывали огромное напряжение. Им старались помогать подростки. Почти не было невспаханных полей, неубранных площадей. План хлебозаготовок выполнялся и перевыполнялся. Зерно вывозили на зернозаготовительные пункты только ночью, на лошадях. Ночью же велись и все работы на току: молотьба, сортировка и т.д.
Каждый из жителей деревни старался внести свой вклад в достижение Победы над врагом. Трудились под лозунгом «Всё для фронта! Всё для Победы!». У людей не было денег, но сельчане отдавали всё, что имели: шерсть, валенки, носки, варежки, тёплые платки. Моя мать отдала две пары новых валенок, а сами мы ходили в школу, на работу в латаной-перелатаной обувке.
Выпали на нашу долю и испытания голодом и холодом. Топить было нечем: жгли солому, плетни, ходили ночью на поля за навозом. Такую нужду испытывали многие, не только мы.
Георгий Жуков утверждал, что без самоотверженного, хорошо организованного труда в тылу не было бы и Победы. Свой вклад в приближение разгрома врага внесли и женщины, многие из которых стали вдовами, и подростки.
Повзрослевшие юноши и девушки потом восстанавливали разрушенное войной народное хозяйство. Немного полегче стало жить лишь к 1951 году. Хочу сказать, что не знали мы тогда слова «патриотизм», но были настоящими патриотами. Так неужели это героическое поколение не заслужило благодарной памяти? Нельзя, чтобы будущие поколения не знали об этих страницах нашей истории, нельзя, чтобы исчезла память о героических тружениках, ковавших Победу в тылу, о жёнах и матерях, вынесших на своих плечах столько горя и перенесших немало трудностей! Ставьте памятники им по всей стране, чтобы их заслуги не оказались забыты.
Хочется ещё немного рассказать о своей учёбе в педучилище, находившемся в 18 километрах от нас, в селе Новиково. Жили мы в общежитии, а в субботу пешком, в любую погоду, шли домой и возвращались на учёбу (тоже пешком) в воскресенье. У нас не было ни зонтов, ни плащей, ни резиновых сапог. Порой нас пугали волки, приходилось бежать до ближайшего села и ночевать там. Однажды с товарняка спрыгнули бандиты и бросились за нами. К счастью, нам удалось убежать — на поле работали колхозники.
А в училище у нас был практически военный порядок. По ночам дежурили в коридорах. В спальнях, классах топили сами. На 30 человек было всего 15 кроватей. В лютый холод кровати мы сдвигали и ложились поперёк, набросив на себя всё тряпьё, какое у нас было.
Пожалуй, учёба давалась нам физически, психологически труднее, чем работа в колхозе. Но выдержали. После окончания педучилища я не стала поступать на очное отделение в институт, нужно было помогать матери воспитывать младших. Училась заочно, работала в школах.
Да, приходилось трудно, не скрою, но мы выстояли. Так почему же многие «дети войны» сегодня находятся в таком отчаянном положении?